Новый год - вечно новая история / 20 Декабря 1699 / История Ульяновска / Годы и люди

20 декабря 1699 года российский царь-реформатор Петр I распорядился с 1 января 1700 года праздновать Новый год в России вместе со всей Европой и считать время от Рождения Христа, а не от начала мира. Любопытнейшая копия царского указа, от руки написанная на столбце, длинном и узком бумажном свитке, направленная в Симбирск, сохранилась в Государственном архиве Ульяновской области.

Помимо прочего, указ регламентировал порядок празднования Нового года – с украшениями «из древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых», с поздравлениями друг друга «в знак веселия», с пальбой из пушек и мушкетов, с разжиганием костров и «огненных потех».

Успел ли Симбирск потешиться, по силе указа встречая Новый год 1 января 1700 года? Едва ли.

Праздничные предписания касались в первую очередь жителей «царственного града Москвы»: слишком поздно хватился царь, всего-то за одиннадцать дней, чтобы порадовать и всю Россию. Если идеально, то копия указа была получена в Симбирске в первую декаду января 1700 года, уже после наступления Нового года по-новому. Но симбиряне все равно веселились в тот день. Ведь 1 января приходилось на Святки, пору беззаботного и радостного веселья, что продолжалось от праздника Рождества Христова и до Крещения Господня, с 25 декабря по 6 января. Имеющееся современное смещение с 7 по 19 января связано с тем, что православная церковь празднует их по существовавшему до 1918 года в России иному, юлианскому календарному циклу.

В святочном веселье, насыщенном массой народных традиций, обрядов и суеверий, 1 января, Васильев день, названный так в честь святого Василия Великого, жившего в IV веке отца церкви, считавшегося покровителем монахов, овсяных посевов и свиней, была крайне важным днем. Ночь на святого Василия, тем более когда она стала вдруг новогодней ночью, считалась в народе лучшим временем для гаданий: время на грани двух лет, уходящего и наступающего, святого и пугающего.

Так, в селе Михайловка Сенгилеевского уезда считали, что «коли на Васильев день идет снег, то уродится хлеб». В селе Тереньга девицы на выданье ночью отправлялись за околицу и слушали, с какой стороны донесется собачий лай. Откуда лай, туда замуж идти.

А в селе Беловодье Карсунского уезда гадали «по ложкам». Каждый из членов большой крестьянской семьи «черпал ложкою воды и выставлял ее на мороз. Коли, в чьей ложке вода замерзала «ямою», тот в этот год беспременно умрет, а коли – бугром, такой человек будет весь год здрав, и жить будет долго», – гласит запись 1853 года.

Гадания процветали не только в народе, но и среди «просвещенного» дворянства. В семейном архиве переписка супругов – Николая Андреевича и Марии Федоровны Немятовых – помещиков из села Матюнина Сенгилеевского уезда, хранит тому занимательное свидетельство. Осенью 1825 года Николай Андреевич уехал в Санкт-Петербург хлопотать по службе: из-за клеветы завистника он остался без места. Из столицы достигали Симбирска тревожные слухи о военном мятеже после смерти императора Александра I против нового императора Николая I. Соседи-помещики надоумили переживавшую женщину послать за известной ворожеей Анной Тимофеевной – мол, на носу Васильев вечер, и ворожея скажет всю правду…

2 января 1826 года Марья Федоровна писала далекому мужу:

«Милый дружочек Николечка, скажу тебе чудеса. У меня гостила ворожея. Как бы ты подивился ее сверхъестественной силой, даже до невероятия. По приезде вдруг говорит: «Не хочешь ли, скажу, какие есть у мужа твоего приметы: на щеке шрам, на груди рябины». И это ведь, правда! Тотчас принялись гадать. Подали стакан воды, она ставит перед собой и шепотом молитву читает, а потом говорит: «Жив-здоров, по службе все благоприятно, ему дают должность. Того, кто делал неприятности, государь от службы отставил». Ворожея назначает выезд на третье число – одно говорит, стрясется на пути неприятность, и крепко Николай Андреич твой поволнуется. Другой день во сне с тобой бываю, и нынче всю ночь будто с тобой провела». Все действительно закончилось наилучшим образом!..

Постепенно к началу XX столетия, с ростом секуляризации российского общества, значение гражданского праздника Нового года возрастало и усиливалось. Этому способствовало и правительство Российской империи, установив для учреждений и учебных заведений царские или табельные дни, выходные от 1 до 6 января.

С Новым годом все больше ассоциируются заимствованные или навеянные европейской традицией атрибуты и персонажи, елка и Дед Мороз. На почтовых открытках дореволюционной поры Деда Мороза часто сопровождает мальчик Новый год, про внучку Снегурочку пока ничего не слышно.

В 1915 году газета «Симбирянин» напечатала анекдот: «Мама, а правда говорят, будто дедка Мороз ездит на санях по всем домам, где живут мальчики и девочки? – Правда, милый! – И правда, что он взбирается на крышу и спускает через трубу все подарки? – Правда. – Он, однако, должен ездить очень быстро, чтоб объездить все дома. – Он и ездит быстро. – Нет, я все-таки этому не верю. – Почему же? – Я думаю, он развозит подарки заблаговременно. – Отчего ты так думаешь? – Да потому, что я уже видел все свои подарки сложенными в шкафу у вас в спальне!».

Симбирский мальчик, как и современные дети, девяносто лет назад ожидал в гости Деда Мороза.

Кажется, Дед Мороз был единственным потусторонним персонажем, в которого разрешалось верить советским детям в эпоху научного атеизма. Основатель Советского государства, наш земляк Владимир Ильич Ульянов-Ленин – дедушка Ленин – фактически, сам предстал аналогом Деда Мороза, когда 6 января 1919 года веселился с детворой на елке в Сокольниках, ставшей каноническим событием для детской ленинианы. Между прочим, в тот самый день Ленин отбил категоричную телеграмму в Симбирск. Он предписывал Симбирскому губпродкоммисару срочно помочь транспортом посланным в Симбирск представителям рабочих организаций Москвы и Петрограда по содействию в вывозе закупленных «ненормированных продуктов».

В 1929 году в СССР запретили праздновать Рождество. Комсомольские патрули по вечерам заглядывали в окна, выявляя нарушителей – «елочников».

Но неосмотрительно и даже опасно лишать народ, тем более детей, праздников. Советская власть это скоро поняла и исправилась. В 1936 году Советское государство неожиданно «вернуло елку детям», начав справлять Новый год. Елки вернулись в дома и школы, на улицы и в детские сады. Буквально восстала из пепла индустрия елочных украшений, вначале из ваты и ткани, из картона и бумаги, а позже стеклянных, разноцветных и красочных, особым образом напоминавших дореволюционные украшения.

Новое время заменило рождественскую звезду на верхушке елки рубиновой красной звездой. Шары, шишки, гирлянды, дождь и стеклянные бусы, овощи и фрукты, животные и сосульки относятся к числу традиционных елочных украшений. С наступлением космической эры сосульки иногда модернизировались в ракеты.

Несмотря на свою хрупкость, елочные украшения пережили и переживут еще не одну ломку идеологий.

На первой советской новогодней елке в Кремле в 1936 году детей приветствовал Дед Мороз. В 1937 году к нему присоединилась внучка Снегурочка, маленькая девочка, наследница прежнего Нового года. Постепенно благодаря кинематографу и индустрии новогодних утренников складывался канонический образ, костюм и возраст этих персонажей – Снегурочка выросла и из девочки стала взрослой девушкой. Но даже когда на смену вате пришла прогрессивная пластмасса, изготовители игрушек часто возвращались к классическим прототипам – старого Дедушки и маленькой Снегурочки.